О храбрых людях
Александр Самоваров Книгу «Русские в Париже в 1914 году» я написал для детского издательства, но поскольку, некоторые читатели на Прозе ру прочли эти тексты, то я публикую небольшие портреты некоторых действующих лиц из этих очерков
Суворов и Наполеон входят в число самых великих полководцев мира всех времен и народов. Суворов не проиграл ни одного сражения. Наполеон дал около 60 сражений, что очень много, и большую часть из них выиграл. Тактика этих полководцев была схожа. Они почти всегда стремительно атаковали, не взирая даже на то, что противник мог быть более многочисленным. Суворов и Наполеон знали сильные стороны своих солдат и использовали их.
В 1812 г. В Великой армии Наполеона насчитывалось до 50% солдат-иностранцев. Среди них были добровольцы, и были полки и дивизии, посланные своими правительствами по договоренности с Наполеоном. После французов лучшими по боевым качествам считали поляков, неплохо воевали итальянцы и швейцарцы, среди немцев одни сражались очень хорошо, другие вообще не хотели воевать за Наполеона.
Как велись войны той поры? На довольно небольшой площади армии строились друг против друга. И начинали двигаться навстречу плотные колонны войск. Эти колонны открывали ружейный огонь, какая-то колонна отходила, к ней двигалось подкрепление. Видя превосходящие силы, противник тоже отходил. И так до тех пор, пока одна из колонн не прорывала фронт противника. Это означало конец сражения, т.к. войска проигравшей стороны вынуждены были перестраиваться, отступать в беспорядке, все заканчивалось бегством.
Очевидцы сражения под Бородино говорили, что именно на левом фланге был «настоящий ад». Генерал Ермолов писал потом: «Полки неприятеля, разрушаясь о батареи наши, были истребляемы штыками. Превосходство сего оружия в руках российского солдата одно могло продолжить противоборство».
Старая гвардия Наполеона входила в состав Императорской гвардии. В ней служили самые опытные и отлично подготовленные солдаты. Главной их чертой была личная преданность императору. В 1812 году Императорская гвардия насчитывала 56129 тысяч человек, т.е. сама по себе была армией. Старую гвардию Наполеон вводил в решающие моменты битвы. Храбрость и опыт этих солдат решали исход боя в пользу французов.
И после поражения в России Наполеон был владыкой не только Франции, но почти всей Европы. Наполеон к тому времени женился на дочери австрийского императора, у него родился наследник. А это фактически означало, что внук австрийского императора был наследником завоеваний Наполеона.
Прусский король после многих поражений безумно боялся французов. Так что русские, перейдя границу и вторгшись в Польшу, фактически опять оказались один на один со всей Европой.
В том, что генерал русской армии Эммануил Сен-При был французским графом, ничего удивительного не было. Сын крупного французского государственного деятеля и дипломата он после революции во Франции эмигрировал в Россию, молодым человеком вступил в 1793 году на русскую службу. Сен-При участвовал в большинстве крупных сражений того времени. Отличался храбростью. За битву под Аустерлицем был награжден орденом. Был тяжело ранен в битве при Бородино.
Рязанский полк начинает свою историю со времен Петра I. В XVIII веке полк был участником практически всех войн, которые вела Россия. Во время Бородинского сражения полк, находясь на Утицком кургане, преградил противнику путь. За участие в войне 1812 года, в том числе и за участие в Бородинском сражении, Рязанский пехотный полк был награжден знаками отличия, которые носились на головных уборах.
Французские кирасиры относились к тяжелой кавалерии. Они отличались от других видов конницы тем, что носили на груди и спине стальную кирасу. Это их защищало от рубящих ударов палашей и летящих наискось пуль. В кирасирские полки брали самых высоких и крепких мужчин ростом не ниже 1 м 76 см. И им давали самых рослых коней. В итоге масса кирасиров была так велика, что они прорывали любую оборону. Кирасиры носили синюю с белой отделкой форму.
Пажеский корпус был привилегированным военным учебным заведением. При Александре I пажи стали получать звания не «по чинам своих отцов», а в зависимости от успехов в учебе. В Уставе заведения говорилось: «Пажеский корпус есть училище для образования нравов и характера, в котором имеют быть преподаваемые нужные офицеру познания»
В сражение под Кульмом (ныне Чехия), которое состоялось 29-30 августа 1813 г. русско-прусско-австрийскими войсками был разгромлен французский корпус. Сражение длилось два дня. В первый день, русская гвардия под командованием графа Остермана-Толстого устояла перед втрое превосходящими силами французов. На второй день, французский корпус Вандама сам оказался в окружении союзных войск и сдался. Русские потеряли 6 тысяч убитыми. Особенно большие потери были в гвардии — 2800 человек.
Генерал Алексей Петрович Ермолов был одним из лучших полководцев своего времени. Свою службу он начал еще при Суворове. В 1812 году он был сначала начальником штаба Западной Армии, с прибытием Кутузова Алексей Петрович стал фактически начальником штаба всей русской армии. Ермолов был очень популярен в русском обществе. Он прожил долгую жизнь, а когда в 1861 году умер, провожать его в последний путь вышло столько людей, что казалось, что на улицах города были все москвичи.
Генерал Николай Николаевич Раевский прослужил в армии 30 лет. За эти годы он совершил столько подвигов, что трудно их перечислить. Свою службу он начал при царице Екатерине. Раевский был родственником могущественного вельможи Потемкина, но тот велел использовать молодого человека «как простого казака» в походах, разведке и боях. Раевский участвовал почти во всех войнах, которые вела за эти 30 лет Россия.
Он был героем 1812 года, но геройски проявил себя и при взятии Парижа. Не случайно поэт написал о нем такие строки:
Он был в Смоленске щит,
В Париже меч России.
Российский Лейб-гвардии Гренадерский полк не принадлежал к гвардии, но в 1813 году за доблесть его включили в состав «молодой гвардии». Форма полка — темно-зеленый мундир фрачного типа со стоячим воротником. Воротник, погон, обшлага и фалды были красного цвета. Павловский лейб- гвардии гренадерский полк так же принадлежал к «молодой гвардии». Солдаты полка на голове носили высокую шапку — «митру» — с медным налобником, на нем — чеканный двуглавый орел. В гренадеры отбирали наиболее рослых и сильных солдат.
Генерал Михаил Федорович Орлов прожил яркую жизнь. Незаконнорожденный сын русского вельможи, он получил все права законного наследника, входил в элиту русской аристократии. И в то же время прошел тяжелый боевой путь, участвовал во многих сражениях, отличился под Бородино, воевал в партизанском отряде генерала Дорохова. Дошел до Парижа и принял капитуляцию столицы Франции. После окончания войны участвовал в создании тайного общества декабристов. Был посажен в Петропавловскую крепость, затем жил в ссылке.
Среди влиятельных лиц Франции выделялся своей хитростью Шарль Морис Талейран. По происхождению он был знатным дворянином, сделал карьеру священнослужителя, стал епископом. Но после революции стал министром иностранных дел Французской республики. Потом он предал республику и перешел на сторону Наполеона. Затем он предал Наполеона и тайно стал служить русскому царю Александру. Этим он спас себя, но позаботился и о Франции. Главной его целью было не допустить раздела Франции. В чем он и преуспел.
Иван Казаков прожил долгую и счастливую жизнь. В 1824 году он женился, в 1827 году в чине полковника вышел в отставку. Во время Крымской войны он снова встал на защиту Отечества. Им была сформирована дружина Малоархангельского уезда. Во главе которой он в участвовал в 1855 году в сражениях за Севастополь. Осенью 1883 года он в возрасте 86 лет охотился на коне, лично затравил волка, простудился и умер.
Вандомская колонна на Вандомской площади в Париже была очень высокой ( 43,5 м.) Поставлена в 1806—10 гг. в честь побед Наполеона I. Была сооружена из бронзы неприятельских пушек и увенчана статуей Наполеона. Колонна эта символизировала мощь империи и была ненавистна противникам Наполеона.
Судьба дала Наполеону после отречения еще один шанс. Союзники сослали бывшего могущественного императора на крохотный остров Эльба в Средиземном море. Наполеон бежал оттуда, вернулся во Францию, армия триумфально перешла на его сторону. И еще сто дней Наполеон был во главе Франции. Но потерпел от союзников новое поражение и был сослан на далекий остров Святой Елены в Атлантическом океане. Где и умер в 1821 году.
© Copyright: Александр Самоваров, 2010
Свидетельство о публикации №210091600645 Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении Другие произведения автора Александр Самоваров Очень люблю иссторию России. Спасибо Вам! Немного напомнили, и кое-что узнал нового. С уважение Владимир Ашихмин. Чуйский тракт.С.Усть-Иша . Алтай.
Источник
Полки неприятеля разрушаясь о батареи наши
Александр Александрович Фадеев
Собрание сочинений в семи томах
Том 1. Разгром. Рассказы
В. Озеров. Вступительная статья
Бренча по ступенькам избитой японской шашкой, Левинсон вышел во двор. С полей тянуло гречишным медом. В жаркой бело-розовой пене плавало над головой июльское солнце.
Ординарец Морозка, отгоняя плетью осатаневших цесарок, сушил на брезенте овес.
— Свезешь в отряд Шалдыбы, — сказал Левинсон, протягивая пакет. — На словах передай… впрочем, не надо — там все написано.
Морозка недовольно отвернул голову, заиграл плеткой — ехать не хотелось. Надоели скучные казенные разъезды, никому не нужные пакеты, а больше всего — нездешние глаза Левинсона; глубокие и большие, как озера, они вбирали Морозку вместе с сапогами и видели в нем многое такое, что, может быть, и самому Морозке неведомо.
«Жулик», — подумал ординарец, обидчиво хлопая веками.
— Чего же ты стоишь? — рассердился Левинсон.
— Да что, товарищ командир, как куда ехать, счас же Морозку. Будто никого другого и в отряде нет…
Морозка нарочно сказал «товарищ командир», чтобы вышло официальной: обычно называл просто по фамилии.
— Может быть, мне самому съездить, а? — спросил Левинсон едко.
— Зачем самому? Народу сколько угодно… Левинсон сунул пакет в карман с решительным видом человека, исчерпавшего все мирные возможности.
— Иди сдай оружие начхозу, — сказал он с убийственным спокойствием, — и можешь убираться на все четыре стороны. Мне баламутов не надо…
Ласковый ветер с реки трепал непослушные Морозкины кудри. В обомлевших полынях у амбара ковали раскаленный воздух неутомимые кузнечики.
— Обожди, — сказал Морозка угрюмо. — Давай письмо. Когда прятал за пазуху, не столько Левинсону, сколько себе пояснил:
— Уйтить из отряда мне никак невозможно, а винтовку сдать — тем паче. — Он сдвинул на затылок пыльную фуражку и сочным, внезапно повеселевшим голосом докончил: — Потому не из-за твоих расчудесных глаз, дружище мой Левинсон, кашицу мы заварили. По-простому тебе скажу, по-шахтерски.
— То-то и есть, — засмеялся командир, — а сначала кобенился… балда.
Морозка притянул Левинсона за пуговицу и таинственным шепотом сказал:
— Я, брат, уже совсем к Варюхе в лазарет снарядился, а ты тут со своим пакетом. Выходит, ты самая балда и есть…
Он лукаво мигнул зелено-карим глазом и фыркнул, и в смехе его — даже теперь, когда он говорил о жене, — скользили въевшиеся с годами, как плесень, похабные нотки.
— Тимоша! — крикнул Левинсон осоловелому парнишке на крыльце. — Иди овес покарауль: Морозка уезжает.
У конюшен, оседлав перевернутое корыто, подрывник Гончаренко чинил кожаные вьюки. У него была непокрытая, опаленная солнцем голова и темная рыжеющая борода, плотно скатанная, как войлок. Склонив кремневое лицо к вьюкам, он размашисто совал иглой, будто вилами. Могучие лопатки ходили под холстом жерновами.
— Ты что, опять в отъезд? — спросил подрывник.
— Так точно, ваше подрывательское степенство. Морозка вытянулся в струнку и отдал честь, приставив ладонь к неподобающему месту.
— Вольно, — снисходительно сказал Гончаренко, — сам таким дураком был. По какому делу посылают?
— А так, по плевому; промяться командир велел. А то, говорит, ты тут еще детей нарожаешь.
— Дурак… — пробурчал подрывник, откусывая дратву, — трепло сучанское.
Морозка вывел из пуни лошадь. Гривастый жеребчик настороженно прядал ушами. Был он крепок, мохнат, рысист, походил на хозяина: такие же ясные, зелено-карие глаза, так же приземист и кривоног, так же простовато-хитер и блудлив.
— Мишка-а… у-у… Сатана-а… — любовно ворчал Морозка, затягивая подпругу. — Мишка… у-у… божья скотинка…
— Ежли прикинуть, кто из вас умнее, — серьезно сказал подрывник, — так не тебе на Мишке ездить, а Мишке на тебе, ей-богу.
Морозка рысью выехал за поскотину.
Заросшая проселочная дорога жалась к реке. Залитые солнцем, стлались за рекой гречаные и пшеничные нивы. В теплой пелене качались синие шапки Сихотэ-Алиньского хребта.
Морозка был шахтер во втором поколении. Дед его — обиженный своим богом и людьми сучанский дед — еще пахал землю; отец променял чернозем на уголь.
Морозка родился в темном бараке, у шахты № 2, когда сиплый гудок звал на работу утреннюю смену.
— Сын. — переспросил отец, когда рудничный врач вышел из каморки и сказал ему, что родился именно сын, а не кто другой.
— Значит, четвертый… — подытожил отец покорно. — Веселая жизнь…
Потом он напялил измазанный углем брезентовый пиджак и ушел на работу.
В двенадцать лет Морозка научился вставать по гудку, катать вагонетки, говорить ненужные, больше матерные слова и пить водку. Кабаков на Сучанском руднике было не меньше, чем копров.
В ста саженях от шахты кончалась падь и начинались сопки. Оттуда строго смотрели на поселок обомшелые кондовые ели. Седыми, туманными утрами таежные изюбры старались перекричать гудки. В синие пролеты хребтов, через крутые перевалы, по нескончаемым рельсам ползли день за днем груженные углем дековильки на станцию Кангауз. На гребнях черные от мазута барабаны, дрожа от неустанного напряжения, наматывали скользкие тросы. У подножий перевалов, где в душистую хвою непрошенно затесались каменные постройки, работали неизвестно для кого люди, разноголосо свистели «кукушки», гудели электрические подъемники.
Жизнь действительно была веселой.
В этой жизни Морозка не искал новых дорог, а шел старыми, уже выверенными тропами. Когда пришло время, купил сатиновую рубаху, хромовые, бутылками, сапоги и стал ходить по праздникам на село в долину. Там с другими ребятами играл на гармошке, дрался с парнями, пел срамные песни и «портил» деревенских девок.
На обратном пути «шахтерские» крали на баштанах арбузы, кругленькие муромские огурцы и купались в быстрой горной речушке. Их зычные, веселые голоса будоражили тайгу, ущербный месяц с завистью смотрел из-за утеса, над рекой плавала теплая ночная сырость.
Когда пришло время, Морозку посадили в затхлый, пропахнувший онучами и клопами полицейский участок. Это случилось в разгар апрельской стачки, когда подземная вода, мутная, как слезы ослепших рудничных лошадей, день и ночь сочилась по шахтным стволам и никто ее не выкачивал.
Его посадили не за какие-нибудь выдающиеся подвиги, а просто за болтливость: надеялись пристращать и выведать о зачинщиках. Сидя в вонючей камере вместе с майхинскими спиртоносами, Морозка рассказал им несметное число похабных анекдотов, но зачинщиков не выдал.
Когда пришло время, уехал на фронт — попал в кавалерию. Там научился презрительно, как все кавалеристы, смотреть на «пешую кобылку», шесть раз был ранен, два раза контужен и уволился по чистой еще до революции.
А вернувшись домой, пропьянствовал недели две и женился на доброй гулящей и бесплодной откатчице из шахты № 1. Он все делал необдуманно: жизнь казалась ему простой, немудрящей, как кругленький муромский огурец с сучанских баштанов.
Может быть, потому, забрав с собой жену, ушел он в восемнадцатом году защищать Советы.
Как бы то ни было, но с той поры вход на рудник был ему заказан: Советы отстоять не удалось, а новая власть не очень-то уважала таких ребят.
Мишка сердито цокал коваными копытцами; оранжевые пауты назойливо жужжали над ухом, путались в мохнатой шерсти, искусывая до крови.
Морозка выехал на Свиягинский боевой участок. За ярко-зеленым ореховым холмом невидимо притаилась Крыловка; там стоял отряд Шалдыбы.
— В-з-з… в-з-з… — жарко пели неугомонные пауты. Странный, лопающийся звук трахнул и прокатился за холмом. За ним — другой, третий… Будто сорвавшийся с цепи зверь ломал на стреме колючий кустарник.
Источник
Европа против России
Почти два века назад, 22 июня 1812 года, солдатам "Великой армии" Наполеона был зачитан приказ, в котором говорилось: "Солдаты!…Россия увлечена роком. Судьбы ее должны свершиться. Идем же вперед, перейдем Неман, внесем войну в ее пределы… Мир, который мы заключим, принесет с собой и ручательство за себя и положит конец гибельному влиянию России, которая она в течение пятидесяти лет оказывала на дела Европы".
Какой энергичный для приказа текст! А уже 24 июня европейцы вторглись в пределы России.
Приказ хорош. Других великий император не писал, и все та же песня о "плохой" России. Сколько уж мы слышим подобного рода обвинения со стороны Европы! Начало сознательной информационной войны положили еще поляки во времена Ивана Грозного. Именно поляки и Ливонский Орден блокировали Россию, не допускали ее связей с Европой.
Поляки, при всей их кичливости, были к русским во всех отношениях ближе прочих европейцев.
#comm#Того же Грозного часть шляхты приглашала занять польский трон, но когда началась война, именно польские идеологи применили информационное оружие. #/comm#
Они заявили, что русские – это не европейский народ, а дикие варвары, которые и христианами считаться не могут. Следовательно, русские представляют угрозу для всей Европы, а не для одной Польши.
Потом этот тезис озвучивали многие и озвучивают до сих пор. Именно с этих позиций выступают и нынешние "борцы", когда противопоставляют единую Европу и Россию. Тезисы их звучат несколько по-другому, чем в XYI веке, а настрой тот же.
Но, пожалуй, никогда Европа не выступала таким сплоченным фронтом против России, как при Наполеоне.
Наполеон был первый, кто создал единую Европу, правда, сделал он это силой оружия. И он хорошо понимал, что объединение это не устойчивое. Поход против России, в числе прочего, должен был сплотить европейцев. И не случайно, объявив войну, Наполеон говорит не от своего лица, а от лица всей Европы. И началась война Европы с Россией. Военные и прочие ресурсы их были несопоставимы. Европа была значительно сильнее.
Французскому императору, кстати, удалось то, что не получилось потом у Гитлера. Он сумел укомплектовать армию солдатами разных национальностей так, что армия его осталась французской не только по названию, но и по сути, будучи одновременно и европейской. Гитлер же не шел на то, чтобы разбавлять свои дивизии солдатами из других стран, он пытался их привлекать с помощью создания дивизий СС по национальному признаку.
О 1812 годе написано очень много, в том числе и гениями, и не только Толстым. Скажем, Стендаль был участником похода, он служил в Великой армии офицером-интендантом. Помню, как в юности меня поразили его воспоминания о Бородинском сражении. В числе прочего великий французский писатель написал, что вот убили еще одного гвардейского генерала, что еще "одной бешеной собакой стало меньше". Тогда я недоумевал – как же так можно писать о своих?
Но Стендаль дал очень точную характеристику французским милитаристам. Многие офицеры и генералы французской армии воевали с юных лет, они прошли через десятки сражений, и почти всегда побеждали.
#comm#Их сознание было отравлено войной, они жить не могли без войны и без побед. Они были убийцами по своей сути, и именно их Стендаль называл "бешеными собаками". #/comm#
Но они были храбрецы и были еще молоды, так один из гусарских генералов сказал, что тот не гусар, кто доживет до 33 лет.
Именно эти люди давили на Наполеона, требуя новых походов. Понятие "шовинизм" родилось именно тогда, это производное от фамилии французского капрала Шовиньона. Как видим солдаты, капралы и сержанты "Великой армии" не отставали от своих генералов и офицеров — "бешеных собак".
Ответом на французский шовинизм был русский национализм. Если мы могли бы попасть, скажем, в круг русских офицеров в 1811 году, когда они выражали свои идеи не стесняясь, то были бы поражены тем, насколько их споры сходны с нашими. Вот скажем, что писал участник войны 1812 года Федор Глинка: "Национализм" рождается из "национального самосознания" — как "армия" рождается из "народа". Это тот же самый "народ", но уже он "вооружен" и "умеет" сражаться".
В русской армии старались понять, в чем сила Наполеона. После войн с ним в Европе не было ни одного французского устава, который бы не перевели на русский. Но осмыслению подвергалось не только то, за счет чего побеждает Наполеон в битвах, думали шире – в чем сила державы, которая сумела подмять под себя всю Европу.
Итак, армия европейцев была отлично обучена и подготовлена, во главе ее стоял военный гений. Русская в подготовке ей не уступала. Но вот с вождем и идеологией у русских было хуже.
Правда, когда французы перешли Неман, император России Александр I довольно быстро из космополита и либерала стал русским патриотом. И в этом нет ничего удивительного. Он был очень умным человеком и понимал, что останется на русском престоле, только если победит. При прочих вариантах у него и у его династии были очень плохие перспективы. Вот что, к примеру, говорил один из самых дельных и храбрых русских генералов того времени А.И. Остерман-Толстой. Он, обращаясь к офицеру-космополиту, отметил разницу между ними: " Для вас Россия – мундир ваш. Вы его надели и снимите когда хотите. А для меня Россия – кожа моя".
Понятно, какая перспектива ждет императора, в армии которого генералы мыслят такими категориями, если этот император не оправдает надежд в деле защиты родины. И в своих воззваниях практически с самого начала войны Александр I говорил то, что иначе как призывом к тотальной войне назвать нельзя: " Мы призываем все наши гражданские и религиозные общины к сотрудничеству с нами во всеобщем восстании против мирового тирана".
#comm#Но всегда были охотники оспорить грандиозность событий, которые происходил в 1812 году.#/comm#
Вот скажем, английский исследователь Чарльз Дж. Исдейл в своей книге "Наполеоновские войны" пишет, что французам в начале похода в России мешали плохие дороги и погода, "поскольку периоды жуткой жары перемежались обильными ливнями". У других исследователей вроде во всем мороз был виноват, а тут оказывается первый удар по "Великой армии" нанесла жара. Значит, в Египте и Испании французским солдатам было прохладно. Хотя, если поразмыслить трезво, то жара-то должна труднее переноситься русскими, а не южанами французами. Или тезис о плохих дорогах. Французы шли по плохим дорогам, а русские, стало быть, по хорошим.
От всего этого вроде бы веет идиотизмом, но господин Исдейл не так прост. Его задача принизить и Наполеона с его армией, и русских. Наполеон едва не похоронил мечту англичан о мировом господстве, и с тех пор англичане его ненавидят, а русские и так всегда во всем виноваты.
Охотники принизить значение победы России над Наполеоном были всегда. Ведь признание этой победы автоматически означает и признание мировой роли России. А этого не хочется. И иногда против нас используют ну очень странные аргументы.
Скажем, Лев Троцкий в своей статье 1908 года рассуждает о Льве Толстом, о его романе "Война и мир", который, как мы помним, рассказывает и о 1812 годе. Троцкий делает ряд любопытных наблюдений, в частности, видит, что Толстой перенес черты своего любимого Платона Каратаева и на Кутузова. И, вдруг, выступает с таким тезисом: в реальной жизни, мол, не было той красоты, которая есть у Толстого. То есть, Толстой, будучи гением, все это придумал. А история России всегда была ничтожной: "Как жалка, в сущности, эта старая Россия со своим обделенным историей дворянством — без красивого сословного прошлого, без крестовых походов, без рыцарской любви и рыцарских турниров, даже без романтических грабежей на большой дороге; как нищ внутренней красотою, как беспощадно ограблен сплошной полузоологический быт ее крестьянских масс!"
Вот так! Троцкий, видно, не понимает (или не знает) закона художественного творчества – атмосферу, аромат бытия выдумать нельзя! Троцкий не хочет верить в то, что русский мир может быть прекрасным. И в этом есть логика. Если русский мир прекрасен, как же можно его призывать разрушать и строить на его месте безнациональное общество? Но апелляция Троцкого к европейским крестовым походам и к романтическим грабежам на дорогах, это нечто! Видно этот товарищ ничего кроме Вальтера Скота не читал. Уж большей нищеты и скотства разного рода, чем во времена Крестовых походов в Европе и представить себе трудно. И вот такой человек получил власть над Россией в 1917 году!
Но вернемся к нашей теме. Реальная Россия к моменту нашествия Наполеона была очень успешной страной во всех отношениях. А уж дворянство ее жило в таком психологическом кайфе и совершала такие деяния весь XYIII век, что и не снилось никаким рыцарям.
#comm#Этот золотой век до такой степени пьянил дворян, что Суворов воскликнул: "Мы русские, какой восторг!"#/comm#
И вот в Россию вторглись европейцы. Те самые европейцы, которые к этому времени уже захватили весь мир. Неистовые европейцы, которые сокрушили всех. И возглавлял их, повторимся, мировой гений.
Но война сразу же пошла по странному сценарию. Обладая трехкратным превосходствам в силах, Наполеон не может окружить две русские армии, задача которых состоит в том, чтобы соединиться. Русские генералы превосходят французов в маневре, в одной из самых важных составляющих воинского искусства. И с самого начала боевых действий происходят странные для тех времен вещи — русские не сдаются в плен!
Дело в том, что войны тогда велись довольно благородно. И если, скажем, на конный разъезд из пяти человек нападает группа противника числом в двадцать человек, то ничего зазорного в том, чтобы сдаться в плен, не было. Но русские не сдаются. Звучит красиво, а на деле это страшный выбор. Представим, тот же разъезд принимает бой. И что? Кто видел в музее саблю или палаш? И вот этакой железякой — и по голове! Любая война жуткая вещь, красива она только в фильме "Гусарская баллада".
Но вот, наконец, мечта Наполеона сбылась, русская армия приняла бой под Бородино. Что заставило потом великого полководца признать, что это было самое страшное из всех сражений, которые он дал? Ведь формально он победил. И если сказать, что европейцы хорошо сражались, это ничего не сказать. Они дрались и умирали, как герои.
Под Бородино попадали под страшный огонь и французы, и русские. В результате и у тех и у других гибли целые дивизии. Это уже было не сражение, это была настоящая бойня, в которой колонны расстреливали друг друга в упор, а затем переходили к рукопашной схватке.
"Великая армия" верила в успех Наполеона, в бой ее вели маршалы и генералы, "бешеные собаки", которые не знали страха. И русская армия была заряжена колоссальной энергией. В одной из записок в штаб генерал Неверовский (еще до Бородино) писал, что его солдаты идут в бой, как на пир, раненные не покидают поля боя, или возвращаются в строй после перевязки.
Перед самым Бородинским сражением русскую армию возглавил Кутузов. И он почувствовал эту энергию в своих солдатах, без чего никогда бы не решился дать сражения. У Кутузова практически не было шансов устоять перед Наполеоном в открытом бою. Наполеон называл Кутузова "хитрым лисом", подчеркивая его способность выигрывать хитростью.
Но у Кутузова была одна "особенность". Лично он был одним из самых храбрых офицеров в русской армии, казалось, вообще не знал, что такое страх. Не случайно, что во время штурма Измаила Суворов, который чувствовал своих офицеров как никто, сделал ставку именно на личную храбрость Кутузова, и тот, будучи в центре резни, сумел переломить ситуацию.
Вот это его личное бесстрашие и воля к победе сыграли очень важную роль в битве под Бородино. Кутузов помолился Богу вместе со всей армией и положился на стойкость своих солдат.
#comm#Переиграть Наполеона как-то по-другому он даже и не пытался. Тактика его была проста — принимать удары врага и стоять до конца.#/comm#
И последовали восемь атак в течение 6 часов. Один из офицеров из штаба Багратиона сказал так: "Это был ад". Генерал Ермолов писал потом: "Полки неприятеля, разрушаясь о батареи наши, были истребляемы штыками. Превосходство сего оружия в руках российского солдата одно могло продолжить противоборство". Французы занимали укрепления, но русские тут же шли в штыковые атаки и выбивали их с позиций.
Суть происходящего передал один из французов, он сказал, что упорство русских: " приобретало ужасный, зловещий характер".
Разгромлен левый фланг русских, занят центр. Вроде бы победа французов. Но Наполеон не вводит в бой старую гвардию. Почему? Да потому, что гений. Русские отступили, но, по воспоминаниям Коленкура, перед французами стояла плотными рядами все та же русская армия. После целого дня бойни русские снова стояли плотными колонами, плечо в плечо! И Наполеон понимал, что положит свою "Старую гвардию", как положил лучшие пехотные и кавалерийские полки, но русские будут так же стоять.
А французы к этому времени потеряли одних генералов 53 человека! У русских и французов разные цифры потерь, но похоже, что каждый второй солдат и в той и другой армии был убит или ранен.
Дальнейшее известно. И сколько уже раз самые разные европейцы берутся анализировать ошибки Наполеона, и в этом он ошибался и в том. А если бы пойти на Петербург? А если бы пойти на Украину?
Думается, что конец был бы один и тот же, вполне закономерный. Случайность тогда была только одна: Наполеону удалось вырваться из кольца.
Источник
Полки неприятеля разрушаясь о батареи наши
Харитонов во главе сапёров-разведчиков шёл впереди одного из наступавших батальонов, обшаривая дороги миноискателями, зондируя их щупами и кошками, зорким глазом осматривая каждый предмет, лежавший на пути.
Молчаливый, сосредоточенный, он, не говоря ни слова, показывал товарищам на ящик с банками консервированного молока, перевязанными безобидной на вид бечёвкой, протянутой, как он сказал, «прямо к смерти», на лежащие у порога блиндажа новые солдатские сапоги, в одном из которых таилась мина с чутким взрывателем. Раз даже показал в отбитом городе на валявшийся в грязи полураскрытый томик пушкинских стихов, корешок которого был хитро присоединён к зарытому в земле фугасу.
— Ишь, что подкинули, подлецы: знают, что книгу любим. Да врёшь, нас не перехитришь, учёные, — сказал он.
На глазах у шарахнувшихся по сторонам товарищей он лезвием безопасной бритвы перерезал нитку, соединяющую книжку со взрывателем, потом бережно отёр рукавом грязь, приставшую к страницам, положил книжку в сумку противогаза и принялся, не торопясь, извлекать зарытую мину.
Уже под самым Ржевом совершил Николай Харитонов подвиг, утвердивший за ним славу не только в полку, но и в дивизии.
Тяжёлый танк, ища брода через ручей, набрёл гусеницей на заложенную в снег мощную противотанковую мину-тарелку. Он был остановлен регулировщиками, но поздно. Однако, по счастливой случайности, мина попала между шпор траков. Её зажало недостаточно сильно, и она не взорвалась. Каждое новое движение танка, малейшее шевеление корпуса самой мины угрожало катастрофой. Вынуть же из-под гусениц мину, вмёрзшую в слежавшийся весенний снег и землю, казалось невозможным.
Вот это-то дело и вызвался добровольно совершить Николай Харитонов. Он потребовал, чтобы все отошли подальше от танка, и начал действовать. Лёг на землю, сбросил рукавицы и ногтями очень осторожно стал потихоньку выгребать из-под гусеницы крепкий снег. Пальцы его, чуткие и осторожные, как кошачья лапа, гибко скользили вокруг мины. Ощущая кожей холод металла, он не касался мины. Когда смёрзшийся снег не поддавался, сапёр наклонялся к самой мине и теплом дыхания размягчал его. Снег становился крупичатым, солонистым. Тогда Харитонов тихонько выскрёбывал щепотку, другую, третью и снова продолжал дышать. За час ему удавалось выбросить таким образом всего несколько оттаянных дыханием горстей снега и земли.
Был один из тех весенних остро морозных дней, какие вдруг выдаются в марте в лесистой части Калининской области. Дул крепкий сиверко. Шурша в вершинах сосен, он нёс по полуобнажённым, пятнисто, черневшим полям резкую крупку, набегающим валком сбрасывал её под берег ручья, где Харитонов возился у танка.
Танковый экипаж, сапёры и их командир, сидевшие поодаль, у костра, совершенно измучились, ежесекундно ожидая рокового взрыва. Они промёрзли до костей. Им было страшно даже думать, каково-то их товарищу лежать под метелью, на ветру, щека в щеку со смертью.
— Харитонов, эй! Командир приказывает погреться! Давай иди к костру! — кричали ему.
— Не могу, некогда! — неслось с ручья.
Харитонов действительно не чувствовал холода. Он сбросил и подложил под себя шинель, скинул ремень гимнастёрки. И всё же ему было жарко, он обливался потом. Промокшая от пота гимнастёрка сверху заиндевела, льнула и липла к телу. Сердце билось, как будто он поднимал невероятную тяжесть, дыхание перехватывало, перед глазами плыли круги.
А он всего-навсего лежал ничком на земле и тихонько скрёб ногтями снег.
Пальцы сапёра окостенели, их мучительно ломило. Когда руки совсем теряли чувствительность, он отогревал их подмышками, засовывал под рубаху, а потом опять окапывал снег у мины, кропотливо и упрямо. Так проработал он до сумерек. К ночи стало морозней, тёмное небо густо вызвездило, копать стало труднее.
Его товарищи не вытерпели, нарушили уговор: они пришли к нему с котелком горячих щей, с флягой спирта, с куском заботливо отогретого на костре, пропахшего дымом хлеба.
Но он есть не стал. Он не мог есть. Кусок не пошёл в горло. Все его силы, всё его внимание были сосредоточены на этом проклятом красном блине, теперь уже почти подкопанном, лежавшем на каких-то столбиках мёрзлой земли. Он не чувствовал ни голода, ни холода, ни усталости. Он глотнул только спирта, не почувствовав даже его вкуса, закусил хлебом и сейчас же сердито отогнал всех от танка.
Дождавшись, пока товарищи отошли, он снова лёг на шинель и приник к мине.
Источник